Кто решает, где будет учиться ребенок-инвалид?

Психолого-медико-педагогическая комиссия – это серьезно. С ней столкнется почти каждый родитель детей с нарушениями развития, с ней могут столкнуться и родители детей без ярко выраженных нарушений, но со сложностями в учебе. В задачи этой комиссии входят рекомендации по обучению ребенка, в каких учреждениях он будет хорошо себя чувствовать, какие программы подходят для него больше, чем другие. В России есть несколько видов специальных школ, в которые распределяются дети с различными особенностями: школы для детей с глухотой, слепотой, нарушениями опорно-двигательного аппарата, школы для детей с умственной отсталостью или речевыми нарушениями. Задача комиссии как раз и заключается в том, чтобы порекомендовать такую школу, так называемый «вид» школьной программы. В комиссию входят различные специалисты – логопеды, психиатры, психологи.

Я сейчас не буду рассуждать о самой правильности и уместности этой системы – системы раздельного обучения детей. Она есть в России, это факт, она очень похожая есть во многих других странах, где-то она работает удачно, где-то нет, а где-то вообще все совсем по-другому и таких специальных школ почти не существует.

Давайте сначала поговорим о возможном идеале работы такой комиссии.

Во-первых, ПМПК - это орган, решения которых близки к решениям судов, потому что ПМПК принимают решения об основном детском праве, праве на образование. Конечно, решения ПМПК носят рекомендательный характер, конечно, по решению ПМПК нельзя заставить делать что-то, что семье никогда не захочется делать, но суть именно такая: ПМПК - это очень и очень важно, потому что касается важнейшего права ребенка!

Во-вторых, работа комиссии основана на мнении специалистов о том, что умеет делать ребенок, о диагнозе, сильных и слабых сторонах ребенка. Вне всякого сомнения самым главным специалистом, который знает ребенка являются его родители. Исходя из этого, комиссия свои решения должна принимать вместе с родителями, обсуждая различные варианты вместе с ними, выслушивая их мнение.

Однако я могу рассказать множество историй о том, как к мнению родителей не прислушивались, даже наоборот, поступали вопреки этому мнению, как правило, это происходит под лозунгом того, что родители «неадекватны» в оценке собственного ребенка. Возможно, иногда бывает и так, но чаще всего из-за недоучёта мнения и знаний родителей неадекватны оказываются комиссии (мне поразила до глубины души история про семилетнего мальчика с аутизмом, который умел перемножать в уме трех- и четырехзначные числа, прекрасно писал и читал, но был признан комиссией умственно отсталым в связи с тем, что во время двадцати минут обследования не сделал ничего, видимо испугавшись новой ситуации).

Из этого исходит третий пункт – ПМПК не может ограничиваться лишь двадцати-тридцати минутным обследованием ребенка. Слишком много может пойти на ПМПК не так, например, ребенок может испугаться, застесняться, может ошибиться и так далее. На ПМПК редко когда попадают дети без проблем в развитии, у ребенка же с проблемами вероятность каких-то необычных, странных, протестных реакций на ситуацию встречи с специалистами может быть во много раз больше, чем у ребенка без таких особенностей, поэтому конечно же нужно чтобы ПМПК проходили или после большого количества проведенных обследований (например, после большого психологического тестирования) или вообще после того, как с ребенком какое-то время занимались те специалисты, которые потом и будут оценивать то, к какой программе ребенок больше готов (например, в условиях маленького класса или маленького детского сада при самой такой ПМПК). В любом случае ПМПК не может выглядеть как ускоренное заседание «тройки», ведь слишком серьезный вопрос на нем обсуждается.

В-четвертых, очень важно специалистам обосновывать свое мнение по тому вопросам, на который они призваны ответить. Обосновывать развернуто, на бумаге, объяснять свои решения понятным и человеческим языком. Такие обоснования помимо того, что решают проблему непонимания со специалистами родителей (просто можно посмотреть на бумаге почему специалист решил именно так, а не иначе), еще и позволяют анализировать что именно произошло не так (если действительно произошло).

Ну и в пятых, раз решения ПМПК такая важная вещь, то нужно предусмотреть реально работающий вариант их пересмотра, например, возможность оспаривать, получать стороннее мнение, настаивать на проведении комиссии в другом формате и так далее.

Я думаю, что при соблюдении таких несложный принципов ПМПК перестанет быть тем, чем они сейчас очень часто являются – пугающими, непредсказуемыми, необъективными процедурами.

Эту колонку меня заставила написать серия историй, которые я услышал от родителей своих клиентов.

Расскажу лишь одну, к счастью закончившуюся в итоге благополучно. Пятилетний мальчик с аутизмом посещает детский сад. В детском саду есть группы для детей с интеллектуальными нарушениями (там программы очень простые), для детей с задержками в развитии (там программы очень похожи на то, как занимались бы с ребенком в обычном детском саду, даже немного интенсивнее занятия). Как раз для решения того, в какой группе ему учиться дальше, и проводилась эта комиссия.

Мальчик в целом спокойный (хотя нарушения в распорядке могут очень сильно расстраивать его), доброжелательный, понимает простые и некоторые сложные просьбы, в принципе сотрудничает с учителем, может заниматься и слушаться. Как и у всякого ребенка с аутизмом, его умения очень неравномерные – что-то он умеет делать очень хорошо, лучше сверстников, что-то очень плохо. Как раз в момент комиссии так и произошло – мальчика спросили то, что он не знал, он не ответил, ему повторили снова вопрос, сильно громче, психолог начала прикасаться к нему, привлекая его внимания к вопросу (что мальчику ужасно не нравилось), он то ли испугался, то ли запротестовал, ушел в сторону и начал разговаривать сам с собой, повторяя цитаты из мультфильмов.

Комиссия решила, что она не может оценить интеллект мальчика (хотя до этого мальчик очень неплохо показал себя), что мальчику нужно лечиться и стала настаивать на дообследовании в больнице. Родители очень расстроились, ведь на комиссии, на которой должны были оценить то, что мальчик реально умеет, как будто специально создали такую ситуацию, в которой он показал себя наихудшим способом.

В итоге решение комиссии может было и не самым плохим возможным вариантом, но это точно было бессмысленное и неэффективное решение, стоившее больших переживаний и ребенку, и родителям, и, наверное, специалистам. А что же произошло?

Те принципы, которые я привел выше, как мне кажется, не принципы какого-то особенного высшего диагностического пилотажа, это принципы здравого смысла. Действительно, для того, чтобы решать важные вопросы в жизни ребенка нужно потратить какое-то время на подготовку к обследованию, нужно внимательно поговорить с родителями, выслушать их мнение, в конце разъяснить собственные соображения. Именно потому, что ничего этого не было сделано, комиссия оказалась бессмысленной.

Что не было сделано? Можно было бы заранее обсудить то, что ребенок умеет или не умеет с родителями или с педагогами мальчика в детском саду. Выяснив, что мальчик плохо умеет делать, можно было вопросы посложнее отложить на самый конец обследования или дать их перед перерывом. Если заранее поговорить с родителями, то можно было узнать, что ребенка выводит из себя или расстраивает (например, этот мальчик очень чувствительно относится к тому, когда к нему прикасаются, когда на него повышают голос) и избегать этого в процессе обследования. Можно было бы заранее провести разные тесты, обсудить их с родителями, позволить принести собственные тесты от специалистов, которым родители доверяют. Ну и в конце (даже при таком маловразумительном решении) можно было бы выдать родителям подробное описание того, что произошло, того, что мальчик делал или не делал для того, чтобы в следующий раз подготовиться к тем вещам, которые вызвали затруднение.

Вообще-то это несложно.

Елисей ОСИН, детский врач-психиатор