Инклюзивное образование: бутовский вариант
"Первое
сентября" , №16 (1450) за 26 августа 2006
(суббота), Алексей ОЛЕЙНИКОВ
Первого сентября школьники и
учителя окажутся в центре внимания. На них будут смотреть родители, приедут
поздравить чиновники, станут снимать журналисты. Наверное, этот день –
единственный, когда все педагоги и ученики собираются вместе. Потом они
разойдутся по классам.
Но первое сентября – день, в котором, кажется, собрана вся суть школы–
и с ее нарочитой парадностью, и с переживаниями, и с предвкушением успехов. И
этот день делится равно на всех.
Но это только кажется. Есть дети, школьники, для которых «первое
сентября» – просто словосочетание, просто день в ряду прочих. Школа этих детей
не принимает. Не потому, что они не могут учиться. Чаще всего просто нет
возможности. Это «надомники» – дети-инвалиды, которые учатся дома, с
приходящими учителями. Именно их первое сентября решили изменить в московской
общеобразовательной школе № 1961. Правда, сделать это оказалось не так просто.
Начиная этот проект, в школе №1961 считали,
что самое сложное – научить обычных детей и детей-инвалидов нормально
существовать вместе. Но оказалось, что главные трудности лежат совсем в другой
плоскости.
В прошлом году в Южном Бутове,
в школе №1961, начался эксперимент: совместное обучение
детей-инвалидов (к школе их «прикреплено» 25) и здоровых детей. Наша газета уже
писала об этом в материале «Школа
без барьеров» (№ 56 от 3
сентября 2005 года).
Тогда директор школы Александр Киося
и сотрудники организации «Перспектива» (кстати,
большинство из них – инвалиды) решили попробовать перевести детей-инвалидов с
надомного обучения на совместное. Привести в классы ребят-колясочников и ребят
с синдромом ДЦП.
К тому моменту Киося уже уговорил родителей, умудрился
построить спецподъемник для колясочников и специально перестроить туалет, чтобы
им было удобно пользоваться всем детям.
А ребята первого сентября не пришли… Родители не рискнули привести их на
линейку, опасаясь, что в праздничной суматохе будет не до них. И оказались
правы. Даже взрослые сотрудники «Перспективы» только с
посторонней помощью смогли заехать в школьный двор – мешал и высокий бордюр и ступеньки
у забора. Ключи от автомобильных ворот куда-то затерялись, к тому же – неужели
придется каждый раз ворота открывать, когда ребенок в школу приедет? Разве это
его не выделяет, не показывает, что он особенный? А ведь задача совместного,
инклюзивного образования как раз в обратном: помочь детям учиться вместе,
несмотря на различия друг друга.
Впрочем, если бы дети и заехали во двор беспрепятственно, едва ли они смогли бы
продвинуться дальше первого этажа – въездного пандуса в школу не было, а дорогущий
подъемник с электронным управлением еще не работал.
Тогда эти накладки не смутили Александра Киосю, он надеялся,
что вот-вот, с середины сентября или, самое позднее, с начала октября, ребята
начнут учиться вместе. И он со ступеньками на улицу что-нибудь придумает, и
въездной пандус сделает, и с подъемником все наладится.
Пандус – это вопрос скользкий
Спустя год при входе в школьный двор взгляд по-прежнему спотыкается о высокий
бордюр.
– А что я могу сделать? – разводит руками Александр Киося.
– Пандус – это вопрос скользкий. Это городская территория. У себя во дворе
я волен делать что хочу, но если там самовольно залью пандус, то мигом приедет
АТИ – административно-техническая инспекция – и составит акт о моем
правонарушении. Будет дикий скандал. А найти человека, который решает этот
вопрос, я не могу. Я по этому поводу к Бунимовичу обращался.
Однако даже в приемной председателя Комиссии по образованию
Мосгордумы Киосе не смогли сказать, кто же отвечает за заливку
пандусов возле его школы.
– Да что там говорить, – сокрушается Александр Николаевич,
– я даже «лежачего полицейского» возле школы положить не могу. Куда ни
тыкался – и в Главном управлении ГАИ, и в окружном – везде говорят, что это не
их прерогатива. А чья?
Инклюзивная царь-пушка
Не лучше дела обстояли и с
подъемником. Специалисты замечательной фирмы «Югстрой»
построили хороший, надежный подъемник для ребят-колясочников. Теперь не важно,
что биология на первом, а литература на третьем – ведь за считанные минуты
ученик сможет подняться на нужный этаж. Только сдать в эксплуатацию подъемник
специалисты замечательной фирмы «Югстрой» забыли. Просто не
написали нужной бумаги в Ростехнадзор.
А дальше начинает действовать неумолимая бюрократическая логика: подъемник в
эксплуатацию не сдан, значит, использовать его нельзя. Более того, его нет на
балансе школы. А раз нет на балансе, то школе не положена ставка специалиста по
обслуживанию.
Так что теперь Александр Николаевич сидит у себя в кабинете и
не знает, кому звонить, чтобы заставить стрелять эту бесполезную «царь-пушку».
А ребята, в свою очередь, сидят по домам, ожидая учителей. Всё как раньше.
Только теперь с подъемником.
Учить на ощупь
Впрочем, перемены к лучшему, конечно, есть. Весь год перспективцы ходили в
школу, проводили открытые уроки, в школу приезжала посол доброй воли ЮНИСЕФ
Джессика Ланг, проходила
фотовыставка «Мир глазами ребенка» . Словом, теперь никому из школьников
и в голову не придет как-то обидеть ребенка-инвалида. Но в школе тот вряд ли
появится.
– Когда стоит хорошая погода, ребята приходят. Мы их по старинке заносим на
руках на первый этаж, – рассказывает Александр Киося. – И
они сидят на первом этаже на тех уроках, которые там проходят. Но постоянно так
и не учились– возможности по-прежнему нет.
Зато за год Киося добился статуса экспериментальной
площадки по развитию инклюзивного образования. Теперь есть надежда,
что дадут дополнительные ставки.
– Нужны логопед, педагог допобразования, психолог, педагог сопровождения,–
загибает он пальцы. – Ведь за детьми надо приглядывать. Ту же ручку подать,
если уронил ребенок. В Америке и в Армении, где есть такие школы, специальный
преподаватель весь день следит за группой ребят.
Но пока никого из этих преподавателей нет. И все учителя-предметники, когда
приходит их черед учить надомника, вооружаются заданиями и идут с утра пораньше
на приватный урок. Впрочем, сами учительницы уверены – особой разницы между
обучением таких детей и здоровых нет. Главное, чтобы был сохранен интеллект. По
их мнению, ребята спокойно могут учиться наравне со всеми.
– Нужно просто диктовать медленнее, и все, – говорит Татьяна Гурова, учительница биологии.
– Самая большая проблема в том, что все приходится делать на ощупь. Ни один
медик нам не сказал, какой режим нужен для этих детей, какие особенности у того
или иного ребенка – ведь один слабослышащий, у другого аутизм. С ними нужно
абсолютно по-разному работать. А нам отвечали – это врачебная тайна.
Охранять врачебную тайну даже в ущерб самому ребенку? Это очень похоже на
логику нашего государства. Система работы с инвалидами в СССР
строилась на их полной изоляции от общества. Исходя из этой логики, строились
интернаты, принимались законы, вырабатывались мораль и повседневная практика
обращения с такими детьми.
Эта логика досталась нам в наследство. Например, ни в одном законодательном
акте – ни федеральном, ни региональном– не прописаны особенности обучения
ребенка-инвалида в обычной школе. В коррекционной – да, в специнтернате –
пожалуйста. Программа благоустройства Южного Бутова
предусматривает оснащение пандусами жилых подъездов и спецшкол, но там нет ни
строчки о школах обычных! Просто никому и в голову не пришло, что инвалид на
коляске захочет прийти в общеобразовательную школу и просто пообщаться со
сверстниками.
Поддержка – только до 18 лет?
Тем не менее дети-инвалиды до школы добираются. Например, Полина Рогова не сидит дома, а ходит
на все уроки и за три года, с момента поступления из зарайской спецшколы,
сделала огромный шаг вперед.
Полина Рогова – это надежда Александра Киоси.
– Чего она добилась? – пожимает плечами Киося. – У
нее беглая речь появилась. Она же почти не говорила, ее никто не понимал.
Полина от логопеда просто не выходила.
Впрочем, когда ее спрашиваешь, она честно отвечает – в спецшколе было
лучше. Потому что там у нее были друзья.
– С детьми нужно работать, – убежденно говорит Александр
Николаевич. – Со здоровыми. Здесь не может быть одностороннего
движения.
Школа №1961 – модель нашего общества. Есть проблема, есть
желание отдельных людей ее решить, но нет законов и само общество не готово ею
заниматься.
Полине очень пригодился бы компьютер. После девятого класса
она решила поступать в колледж, учиться на оператора ПК, и компьютер был бы
очень кстати. Кроме того, она смогла бы найти себе друзей – ведь в Сети не
видно, что ты заикаешься или плохо ходишь.
Одна проблема – по городской программе оснащения инвалидов оргтехникой
компьютер положен детям до восемнадцати лет. Но на момент принятия программы Полине
как раз исполнилось восемнадцать, и она, по логике чиновников, в компьютере
нуждаться перестала.
Вообще восемнадцать лет – это час «икс», после которого ребенок официально
перестает существовать для государства. И все программы поддержки
сворачиваются.
Артем Багиев, ученик
бутовской школы, в этом году перешел в десятый. Он колясочник, и ему уже
восемнадцать.
– Если приедет проверка и поднимет личные дела учащихся, то сразу
спросит:на каком основании он до сих пор в школе? – говорит Киося.
– И я ничего не смогу ответить.
Единственная лазейка, на которую надеялся директор бутовской школы,– это строка
Закона «Об
образовании» в редакции 2002 года. Там говорилось, что «по
медицинским показателям допускается обучать до 21 года». Но…
– Это касается только спецшкол, – разводит руками Киося.
– Я разговаривал с Бунимовичем, он ничего
не может поделать.
Перед проблемой спасовал и депутат Госдумы Груздев
– нерешаемо, говорит, надо принимать закон или становиться экспериментальной
площадкой, только тогда могут выделить деньги и разрешить продолжать обучение.
Настя
Насте Нестеровой четырнадцать лет. У нее ДЦП. Половину ее комнаты
занимают тренажеры, другую – стол, где лежит ноутбук. Насте
его успели выдать. Она даже сможет закончить школу, пока ей не исполнилось
восемнадцать. Настя всю жизнь учится надомно и в школу, честно
говоря, не стремится.
– Нет, я туда не хочу, мне там некомфортно, – отвечает она. – Я
дома привыкла заниматься.
Она вообще старается вести себя по-взрослому. Если не глядеть на неуверенные
движения рук и забыть про легкие запинки в речи, можно подумать, что это
работник соцзащиты или учитель.
Настоящая жизнь Насти – в интернете и в десятке тоненьких
тетрадей, исписанных непослушным почерком. Она пишет, и пишет давно. Стихи,
прозу, заметки. В интернете на одном из блогов у нее дневник. Другая, совсем
другая – яркая жизнь. Там живут ее стихи и мысли. Там она может оказаться на
другом конце земного шара за два щелчка мыши.
Дома – комната, родители, тренажеры... А из окна открывается вид на песочницу,
рядом с которой курит дед в инвалидной коляске.
«За 14 с лишним лет со мной
случилось много хорошего и плохого.
Было много испытаний в жизни, перед некоторыми из них у меня опускались
руки, некоторые я легко преодолевала... Самое большое испытание, которое я так
и не смогла преодолеть, – это то, что меня никто никогда не воспринимал всерьез
(исключением были только мои подруги, которых у меня очень мало и вижусь я с
ними очень редко).
Но я пытаюсь вспомнить, что было и есть хорошего в моей жизни.
Например: я романтик. Это, по-моему, замечательное качество, я люблю мечтать,
писать стихи, немного пофилософствовать (как сейчас)...
Кроме того, у меня есть друзья, пусть их мало, но они самые-самые. Для
них я самый лучший человек, они всегда готовы меня поддержать...»
Источник: http://obrazovanie.perspektiva-inva.ru/?492 |