|
Ведущий — Александр Ярошенко:
Добрый вечер! Статистика неумолимо говорит о том,
что глухоты в нашей жизни становится всё больше и больше и порой не только
физической.
Сегодня гостья нашей студии – человек, которая всю
свою жизнь посвятила борьбе с этим недугом. Свои простые вопросы я задам
доктору-сурдологу заслуженному врачу России Тамаре Кихлер.
- Здравствуйте, Тамара Михайловна!
- Здравствуйте.
- Сколько лет вы занимаетесь именно этой проблемой?
- Больше тридцати лет. Начинается всё с моей
основной профессии. Начала я как лор-врач работать в 1980 году. А в
дальнейшем волею судьбы – мой сын в шесть месяцев сам потерял слух после
болезни – я занялась сурдологией вплотную и серьёзно. Это стало моей второй
специальностью.
- Можно сказать, что вы – основатель, наверное,
уникального центра по реабилитации детей с патологией слуха и речи «Соната»?
Можно так сказать?
- Да. Но и, конечно, я работала не одна. Мне
помогали и родители, и специалисты министерства здравоохранения. Оно тогда не
называлось «министерство», а называлось «управление здравоохранения».
- Тамара Михайловна, «Соната» – такой уникальный
организм, единственный в области. Но судьба у него какая-то незавидная. Он
всю жизнь на задворках жизни. То из министерства в министерство, то из одного
детсада выгоняют в другой. В падчерицах. Как вы думаете, почему так?
- Как говорят, в том числе и родители, если бы
кто-нибудь оглох в нашем правительстве, не на уровне исполнителей, а на
уровне законодателей, или, допустим, кто-то из их детей оглох….
- Сильных мира сего…
- …да, вот тогда бы, я думаю, что центр «Соната» не
был бы в падчерицах. И финансирование было бы достаточное, и, я думаю,
развивалось бы всё по другому сценарию. К сожалению, глухим определена была
ещё в советское время какая структура? Специальный детский сад, спецшкола и
спецработа какая-то при учреждении. Сейчас и этого нет.
- Низкоквалифицированная: пол мыть, коробки клеить.
- Да-да-да, совершенно верно. Пакеты продавать.
Чтобы это сломать, необходима не только профессиональная сила, лоббирование
многих и политических, может быть, структур.
- И государственных.
- И государственных. Это же государственное дело –
забота об инвалидах. Это первое государственное дело. А потом они подтягивают
сюда уже профессионалов. А получилось наоборот. Как мне сказал один чиновник:
«Тамара Михайловна, у вас обоз идёт впереди лошади». Вот если «лошади» –
такие, видимо, клячи, то «обозу» приходится идти впереди.
- А от «лошадей» от этих, к сожалению, зависит порой
очень многое. От их закорючек – судьбы и жизни детей и их родителей.
- Совершенно верно. И судьбы, и жизни детей и их
родителей.
- Почему вы ушли из «Сонаты»?
- Вы знаете, у нас в области губернаторы и первые
лица у губернатора менялись как перчатки. Только успеваешь объяснить одной
команде – она уходит, приходит другая команда.
- Опять же глухая.
- Опять же глухая. И приходится реабилитировать их
снова. И объяснять, что мы хотим сделать и что для этого нужно. Это большие
сложности. Мы трижды меняли помещения. Естественно, одно помещение – детского
сада – востребовано. Понятно, по каким причинам.
Другое – областной детской больницы – не подходило
по сути своей. Потому что реабилитация – это не восстановительное лечение.
Это совершенно другой организм. Только маленькая часть восстановительного
лечения туда входит.
И будучи уже в этом помещении (прим. Амур.инфо:
переулок Чудиновский, 10), – тут явно какие-то политические непонятные
расправы. Может быть, просто меня не захотели видеть там как руководителя.
Во-первых, я так считаю.
- Вы неудобны были?
- Я неудобна. Потому что я требовала всё для детей и
всё для развития центра. Кого-то это не устраивало. К сожалению, в настоящее
время руководят больше бухгалтеры и товароведы. То есть дать – не дать. Тот
же «Бардагон», мы смотрим в газетах, читаем – какое прекрасное
финансирование. Дай бог, детишкам…
- Единственный реабилитационный центр, его называют.
- Дай бог, им развиваться. Но почему же при этом
другой реабилитационный центр, который развивается уже 16 лет, вообще
оставлять голыми и сирыми. Ведь и багаж этого оборудования приходит в
негодность со временем.
- Глухих детей больше становится? Кривая беды
растёт?
- Конечно. Это статистика не просто нашей Амурской
области, а это российская статистика. Вы знаете, что у нас строится
перинатальный центр. А, по статистике, на тысячу детей в перинатальных
центрах, в отделениях недоношенных детей с весом меньше двух килограммов,
где-то 25 детей – это дети с нарушением слуха.
- Сколько сегодня в области глухих детей и
слабослышащих?
- Больше тысячи. Я оперирую статистикой
прошлогодней, это было где-то 1 100-1 200 человек с разными степенями
нарушения слуха.
- А всего людей слабослышащих и глухих, детей и
взрослых?
- В России 13 миллионов глухих.
- Полторы Болгарии.
- И миллион из них – это дети. И на тысячу – если
обычных родов, нормальных родов – один ребёнок с нарушением слуха. Потом по
жизни они ещё приобретают, до пяти лет ещё увеличивается это количество.
- Сегодня глухота – это обязательно немота и язык
жестов всю жизнь?
- Нет, конечно. Прогресс последнего времени в России
– за рубежом этот прогресс уже в течение 50 лет, а в России это последние
10-15 лет – когда введены операции по кохлеимплантации ребятишек…
- Скажите это обывательским языком, что это такое.
- То есть это вживление электродов. Это как бы
искусственное ухо. Но выглядит внешне, как слуховой аппарат. Имплантация
происходит внутрь. То есть ребёнка из глухого переводят в слабослышащего.
Конечно, со слабослышащим ребёнком легче заниматься. И возможна ранняя
реабилитация его и введение – кого как получится, конечно – в обычную
общеобразовательную школу.
- То есть язык жестов уходит?
- Нет. Немота – это социальное понятие.
- Меня всегда больше всего беспокоят сельские дети.
Им труднее жить по определению, там жизнь более суровая. Что сегодня реально
может получить ребёнок из глухого Экимчана или Ромненского района, из
глубинки, от нашего здравоохранения?
- Сейчас в этом частном центре я очень часто езжу по
области и бываю в глубинках нашей области. Конечно, в глубинке глухота и
тугоухость диагностируются очень поздно. Это о чём говорит? О том, что в
области так и не заработал на полную мощность аудиологический скрининг,
аппаратура которого установлена в областной больнице. Делается что-то не на
полную мощность, пропускается патология. И потом через некоторое время, в
пять-шесть лет, начинается: «А что он не говорит?» В глубинке это до сих пор
так.
- То есть в пять-шесть лет только спохватываются?
- Да. А уже в школу вести ребёнка, а они
спохватываются, почему ребёнок не говорит. Он просто «ну, не хочет говорить»
А там патология.
Бывает патология не со слухом, а с центральной
нервной системой. Но эту патологию тоже можно выявлять.
- Какой-нибудь случай остался зарубкой на сердце за
вашу многолетнюю практику? Не знаю, трагичностью своей, ещё чем-то?
- В общем-то, есть один случай. Он положительный. Он
не отрицательный. В одной молодой семье рождается один ребёнок глухой. Через
несколько лет – второй ребёнок и тоже глухой. И мама не опустила руки, она
занималась. Детям провели кохлеимплантацию. Видя нашу постоянную борьбу, что
невозможно и бороться, и поднимать этих детей, она переехала в
Санкт-Петербург. Она сейчас водит детей в школу слабослышащих. Здесь она
водила в школу глухих, а там перевела детей в школу слабослышащих в
Санкт-Петербурге. И дети также посещают постоянную реабилитацию в ведущем
институте страны. Сама она с высшим образованием, но из-за детей пошла мыть
полы. Это своего рода героизм.
- Это жертва.
- Это жертва. Это необходимость.
- И таких мам немного, что уж там говорить.
- Немного. Но фактически потом, через несколько лет,
это ей вернётся сполна.
- Мы говорили с заслуженным врачом России Тамарой
Кихлер о глухоте, немоте и зачастую глухоте духовной. И нам только кажется,
что тишина молчит. Она кричит. Только надо это слышать.
Я желаю всего самого доброго. Здоровья, добра. И
берегите себя. До свидания!
ИА
"Амур.инфо"
|
Зеленогорска (красноярского края)
