|
Владимир Шуневич
20 мая исполнилось бы 95 лет знаменитому
летчику-истребителю, ставшему прототипом героя «Повести о настоящем человеке»
писателя Бориса Полевого
Герой Советского Союза Алексей Петрович Маресьев
умер десять лет назад, за два дня до своего 85-летия. Где-то за неделю до
случившегося автору этих строк посчастливилось взять у него интервью. Бывший
летчик обрадовался звонку из Киева: «Я очень люблю Украину. Девчата у вас
красивые… 23 августа 1941 года под Кривым Рогом состоялся мой первый боевой
вылет».
«Никакого ежика я в лесу не ел…»
В начале весны 1942-го часть Маресьева
перевели на Северо-Западный фронт. Там, в Новгородской области, после
вынужденной посадки на лес его подбитый самолет развалился на куски. Ветви
сосен немного смягчили падение. От сильнейшего удара ногами о землю у летчика
раздробило ступни. Потом он их еще и обморозил. Развилась гангрена, и обе
ноги медики впоследствии ампутировали почти по колено. Маресьев 18 суток полз
по заснеженным лесам и полям. Питался засохшими ягодами, корой деревьев.
*С 1943 года, летая уже с протезами, к четырем ранее
одержанным победам над врагом Алексей Маресьев (слева) прибавил еще семь
сбитых вражеских самолетов
— Но ежика (которого будто бы съел) я и в
глаза не видел, тут уж автор «Повести…» перестарался. Ну какие ежи в зимнем
лесу, когда у них еще спячка! — добродушно ворчал Алексей Петрович.
— Да и не зверь я… Вот ящерица однажды выползла на первое солнышко. Оказалась
несъедобной. Никакой… В 1946 году приехал к Борису Полевому: «Почти все, что
ты написал, говорю, правда. Ну а привираешь зачем?» А он: «Прости, Петрович,
это не документальная повесть, а художественное произведение. Видишь, даже
фамилию твою хоть на одну букву, но изменил — Мересьев. И это дает автору
право на домысел». Я тогда в литературных тонкостях не разбирался. Мыслил
себе так: автор боялся, что вдруг запью и книгу запретят. Вот писатель и
подстраховался. Ой, да я на него не в обиде! У каждого свой нелегкий хлеб.
После войны страна была наводнена сотнями
тысяч безногих, безруких, незрячих и других несчастных, с искалеченными телом
и душой. Книга Бориса Полевого дала этим людям надежду и веру в себя.
Наполненная добротой и оптимизмом, она стала бестселлером для мальчишек и
девчонок, учила любить жизнь, не пасовать перед трудностями.
Увы, незадолго до нашего с Алексеем
Маресьевым разговора Министерство образования независимой Украины изъяло
«Повесть…» из обязательной и даже факультативной программ школьного курса
русской литературы, в одночасье ставшей зарубежной. Списало, словно
отлетавший свой ресурс самолет. Я спросил Алексея Петровича, как он к этому
относится. Старый летчик ответил по-философски: «Наверное, вечной может быть
только Библия…»
Был ли он верующим человеком? «Не люблю
модничать, и тех, кто вчера был воинствующим атеистом, а сегодня истово
крестятся, тоже не люблю, — признавался Маресьев. — О таких вещах грех
говорить вслух. Но могу сказать, что верю в чудодейственную силу… климата. В
детстве рос очень хиленьким, часто болел. Потом предложили отправиться по
комсомольской путевке на строительство города Комсомольск-на-Амуре. Куда с
моим здоровьем, думал я. Но одна женщина-врач сказала: «Поедешь — все болезни
пройдут сами собой. В Сибири здоровый климат». Так оно и случилось… Если бы
вот только ноги были свои. А то на старости лет поправился, на протезах не
больно побегаешь».
В мирное время летчик, на войне научившийся
на протезах управлять истребителем, сбивший семь вражеских самолетов (всего
на его счету было одиннадцать воздушных побед), научился водить автомобиль и
мотоцикл с коляской. «Машина мне была нужна уже просто как средство
передвижения, — рассказывал Алексей Петрович. — Чтобы получить права, надо
было тоже, вы знаете, пройти медкомиссию. Узнав, что я безногий, медики и
гаишники (тогда это ведомство называлось ОРУД — организация регулирования
уличного движения) заартачились. Пришлось убеждать, даже ругаться.
Позже появились «Запорожцы» с ручным
управлением. Симпатичная машинка. Но маловата, в нее тяжело было садиться.
Так я попросил, чтобы мне дали с доплатой обычный «Москвич» с ножным
управлением».
В последние годы жизни за Маресьевым,
продолжавшим работать первым зампредом Российского комитета ветеранов, была
закреплена служебная «Волга». Когда Ельцин начал борьбу с привилегиями,
нашлись умники, пытавшиеся эту машину отобрать. Но товарищи не дали. «Какая
же это привилегия? — с горечью говорил Маресьев. — Да я бы с удовольствием
отдал «борцам» и машину, и свою «привилегию», а сам ходил бы пешком. Но на
своих двоих! Тяжело все-таки на чужих ногах передвигаться. На фронте,
совершенствуя протезы, я чуть ли не все ремни у молодых летчиков перерезал. У
ребят талии были тоньше, им ремень требуется короче. Значит, кусочек кожи можно
отрезать.
Еще труднее мне было психологически. В меня
ведь поначалу никто не верил. Тут не всякий здоровый мужик годится в летчики.
Под Москвой полно аэродромов. А меня поначалу после госпиталя и санатория аж
в Чувашию услали. Чтобы, если вдруг со мной что-то случится, никто ничего не
узнал».
«Прежде чем ухаживать за будущей
женой, я попросил приятеля-кадровика пригласить ее на беседу…»
«ФАКТЫ» поинтересовались у Алексея
Петровича насчет личной жизни. Ведь в книге все было красиво написано: еще в
госпитале у героя появилась девушка, научившая его танцевать…
— Нормально сложилась жизнь! — улыбнулся
(чувствовалось по голосу) Маресьев. — Уже после войны, в сорок пятом, я
служил инструктором штаба ВВС Московского военного округа. Кстати, под
началом генерала Василия Сталина. Нормальный был мужик. Как все мы, не без
греха. Человек широкой натуры. И приглянулась мне девушка симпатичная. Тоже в
штабе работала. Кем-то вроде делопроизводителя, документы разносила по
отделам.
Я же по натуре был стеснительным парнем. А
тут еще, думаю, неизвестно, как Галя отнесется к моей инвалидности. Поэтому,
прежде чем клинья подбивать, попросил начальника отдела кадров выяснить о ней
— с кем живет, как живет. Она потом рассказывала — крепко испугалась,
кадровики ведь просто так никогда не вызывали.
И после этого я уже сам начал за Галей
ухаживать, предложил выйти за меня. Двое сыновей у нас. Старший, Виктор,
бывший офицер, — руководитель Фонда инвалидов войны «Маресьев». Младший,
Алексей, — мой помощник…
Через год после смерти Алексея Петровича я
встретился в Москве с его старшим сыном Виктором Алексеевичем. И он поведал
«ФАКТАМ» некоторые печальные подробности жизни знаменитой семьи. Герой
Советского Союза, внешне благополучный человек, Алексей Маресьев очень
переживал за своего младшего сына, тоже Алешу. Мальчик родился здоровым. Но
годика в три, то ли вследствие простуды, то ли из-за того, что ребенок
запихнул себе щепку в нос, где она обломилась и кончик засел внутри, в
головной мозг попала инфекция. Опухоль убрали, но остался рубец.
Развилась эпилепсия. Правда, рассказывал
Виктор Алексеевич, приступы были не развернутые, без пены. Алеше приходилось
принимать тяжелые лекарства, которые давили на центральную нервную систему.
Обслужить себя мог. Но одного оставлять его было нельзя.
— Отец, как только стало понятно, что Алеша
останется инвалидом, начал класть в сберкассу часть своей получки и пенсии, —
вспоминал Виктор Маресьев. — Его месячный доход (я как-то
подсмотрел в партбилете) составлял всего около 400 рублей. Папа мечтал
накопить такой вклад, чтобы проценты в месяц составляли рублей сто. Да плюс
32 рубля Алешиной пенсии по инвалидности. «Чтобы, когда я умру, ему было на
что жить…» Папа, говорю, есть же я, старший брат, слава Богу, здоровый мужик!
Но я для отца, наверное, всегда оставался маленьким. И они с мамой во многом
себе отказывали, копили. А тут бац — павловская реформа (1991 год. — Авт.). И
я отцу высчитал на примере водки, что осталось от его вклада. Не хватило бы и
на ящик…
Со временем я отстроил нашу дачу, на
которую мы не ездили лет 18-20, и стал там постоянно жить. Привез туда
однажды отца. Благо был солнечный хороший день. «Да-а, Витька, ты, наверное,
уже привык к этой красоте…» А я говорю: «Ты приезжай почаще, даже без
ночевки, хоть пару часов свежим воздухом подышишь!» Но нередко случалось и
так: ну что, говорит по телефону, ты там ждешь нас, накормишь чем-то?
«Конечно, жду!» — отвечаю. И начинаю готовиться. Потом вдруг — бац! — звонок:
«Знаешь, что-то я устал, не то у меня настроение». — Я возражаю: «Ничего, я
тебе развею это настроение, стопку налью, если хочешь…» А он: «Нет, сын,
полежу-ка я дома». Деликатный был человек, очень боялся стать обузой.
Виктор Маресьев рассказал «ФАКТАМ» и о
трагедии своей матери. Галина Викторовна из больниц не выходила. Более сорока
лет страдала гипертонией, перенесла три инфаркта, три инсульта. А в последние
годы у нее начался еще и рассеянный склероз, жила на лекарствах. Слава Богу,
ее оставили на учете в привилегированной больнице бывшего 4-го главного управления.
По словам Виктора Алексеевича, мама
обладала властным характером и строгим нравом. Алеша-то ведь из-за болезни
так и не женился. А природа требовала свое. Нашли ему девушку, работавшую
медсестрой в подмосковном санатории. Но ее надо было перевести в Москву,
устроить. Узнала об этих планах мать — возмутилась. Досталось и
Маресьеву-старшему: дескать, потакаешь низменным инстинктам. И все
поломалось.
Алеша очень переживал смерть отца. Закрылся
в своей комнате, молчал. И вскоре умер. Ненадолго пережила любимых людей и
Галина Викторовна…
О своих домашних проблемах Алексей Петрович
Маресьев (подозреваю, что это было вообще его последнее в жизни интервью) в
разговоре с «ФАКТАМИ» скромно умолчал. Рассказывал, жалел, что не довелось
полетать на истребителе американского производства «Эйр Кобра», на котором
воевал его друг, трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин. «Очень
комфортный был самолет, — говорил Маресьев. — Чтобы забраться в кабину,
летчику не надо было перебрасывать ногу через борт и прыгать (а с протезами
это очень неудобно!), достаточно было открыть дверцу наподобие автомобильной.
Но там была другая специфическая проблема — во время управления этим
самолетом требовалось делать частые плавные движения ступнями. А ведь их-то у
меня не было! Хотя впоследствии, сидя иногда в кабине на земле, я наловчился
делать необходимые движения протезами. Понял, что смогу летать и на этой
машине!
Обратился за разрешением потренироваться к
генералу Василию Сталину. Это было уже после войны, в Москве. Василий
Иосифович был не против. Только давай, говорит, Алексей Петрович, займемся
этим после воздушного парада. Но пока шла подготовка к параду, подоспели мои
документы на увольнение из армии.
Мне предлагали поступать в Академию
Генерального штаба. Но я сказал, что в мирное время стране вряд ли нужны
безногие генералы. А если война — я и так сумею сесть за штурвал. И пошел в
высшую партийную школу — получать историческое образование».
…Говорят, нельзя поздравлять заранее.
Организаторы празднования 85-летия Маресьева почему-то решили провести его не
20-го, а 18 мая 2001 года и, пытаясь перехитрить примету, объявили, что
торжественный вечер будет посвящен подвигу всех, кто ковал Победу. Заранее
разослали гостям пригласительные билеты. Из музея на подмосковном аэродроме
Кубинка привезли и установили на сцене Театра Российской армии несбывшуюся
мечту юбиляра — истребитель «Кобра». В зал стекался народ.
— Мы тоже собирались, — рассказывал
«ФАКТАМ» Виктор Маресьев. — Отец с утра лежал, чтобы ногу протезом не
натереть. Потом оделся, причесался. До этого серьезных сердечных приступов у
него не было. А тут вдруг охнул, схватился за грудь и осел. За считанные
минуты угас. В театре нас ждали люди. Алеша, брат, ушел к себе, сел за стол,
молча смотрел на папино фото, из глаз текли слезы.
Борис Николаевич Полевой рассказывал мне,
что после войны поначалу не собирался писать книгу об отце. Но в 1946 году
попал на Нюрнбергский процесс. Гуляя вечером по парку, вдруг в кустах заметил
лису. Водителем у него был немец — бывший пилот «Люфтваффе», который чем-то
напомнил ему безногого летчика и деталь из его рассказа: когда Маресьев полз
на восток, за ним несколько дней следовала голодная лиса, ожидавшая его
смерти.
А последним толчком, побудившим писателя
сесть за «Повесть о настоящем человеке», стало признание на суде
рейхсмаршала, нациста номер два Германа Геринга. Он заявил, что нападение
Германии на Советский Союз было не преступлением, а
ошибкой нацистской верхушки, знавшей
численность Красной Армии, количество танков и самолетов и мощь советских
военных заводов, но не знавшей советского народа…
«ФАКТЫ»
|
Зеленогорска (красноярского края)
